«Любовь – это не только просыпаться вдвоём.
Любовь – значит, что все мы никогда не умрём».
В моём затуманенном уме автоматически сцепляются шестерёнки ассоциативной связи, и я вспоминаю:
1) ага, а ведь Василий Розанов, помнится, говорил, что любовь – это единственное доказательство бессмертия души, потому что для любящего невыносима мысль о том, что любимый его человек может умереть и прекратить существовать;
2) ба, да ведь сегодня «вселенская родительская суббота», день поминовения усопших, – вот уж точно «любовь – значит, что все мы никогда не умрём»!
Через пару часов, зайдя ненадолго в храм, помолившись там о близких мне канувших в потусторонний мир людях, выйдя и двигаясь в сторону своего жилища, где я должен упасть и уснуть, полуавтоматически думаю:
-- Наши братья атеисты не молятся об умерших, потому что для них ни Бога, ни души нет, и, соответственно, молиться не к кому и не о ком.
-- Наши братья авдентисты и иеговисты (ох, что-то хрустнуло, когда подумал о иеговистах как о братьях, ну, да ладно – пусть будут братья) не молятся об умерших, потому что на 50% согласны с атеистами, – Бог-то есть и молиться есть к Кому, да души нет и молиться не о ком.
-- Наши братья лютеране, кальвинисты, баптисты, харизматы на 100% не согласны с атеистами и на 100% согласны с нами, – и Бог есть, и душа есть… но из этой теоретической базы они делают всё тот же практический вывод: молиться не следует.
Вывод, кстати, очень логичный: если душа отправилась в ад, то какой смысл о ней молиться – она ведь уже погибла; а если душа отправилась к Богу, то, опять-таки, какой смысл о ней молиться – она ведь уже с Богом. Жизнь кончилась, двери затворились, пять дев вошли в чертог, другие пять – остались вне (см. Мф. 25:1-12). «Те, кто жив, затаились на том берегу»; молча смотрят на погибель одних и спасение других, логично при этом рассуждая, что молитва здесь – лишнее.
А мы выпадаем из логики – молимся.
Пусть простят меня мои друзья протестанты за эту аналогию, которую я сейчас проведу. Вспомним сталинские годы. Жил человек, дышал человек, любил сам и был любим другими. Явились мрачные ангелы из НКВД, взяли его и отправили в ад – в концлагерь. А дальше смотрим: как повели себя родные и близкие? Кто-то отрёкся от врага народа, вычеркнул из памяти, а кто-то письма ему шлёт, посылки собирает и отправляет (пусть в аду, пусть враг, а всё равно – родная душа).
Вот так и у нас: жил человек, умер, а вместе с ним умерла и молитва о нём, – это в одном случае; а в другом – нашлись такие нелогичные безумцы, которые вослед ушедшему во тьму всё посылают свои письма да посылки – молятся.
Любовь – она, вообще, сродни безумию: надеется там, где уже нечего ловить, и бьётся о стену, которую пробить, казалось бы, невозможно, и стоит со свечёй на краю пропасти и зовёт через неё кого-то.
